«Манон» Жюля Массне в Санкт-Петербургском театре имени Шаляпина.
Пётр Ильич Чайковский, внимательно следивший за новинками французского музыкального театра, в 1880 году предсказал, что через десять лет «Кармен» будет самой популярной оперой в мире. Четыре года спустя он, познакомившись с новой оперой Жюля Массне «Манон», дал этой партитуре совсем иную оценку: «Пришлось испытать разочарование. Музыка очень тщательно, изящно и обдуманно написана. Но во всём этом ни единого проблеска настоящего вдохновения… ни одного мгновения, способного тронуть, пленить, поразить…»
В обоих случаях Пётр Ильич – по-разному — но, увы, ошибся. «Кармен» стала «самой популярной оперой в мире» много раньше. А «Манон» сегодня – вместе с той же «Кармен» и «Фаустом» Гуно – входит в тройку самых исполняемых французских опер.
Можно поспорить, повлияли ли на её судьбу некоторые сопутствовавшие премьере роковые обстоятельства – последовавшая год спустя смерть от чахотки 35-летней первой исполнительницы Манон Марии Эйльбронн. Или же пожар, через несколько лет уничтоживший здание парижской Opera Comique, где впервые прозвучала «Манон»… кто знает? Но и «частица Бога», содержащаяся в партитуре Массне, и «частица чёрта», засевшая в характере главной героини неизменно волнуют зрителей всех поколений.
И сегодня, почти полтораста лет спустя, вряд ли стоит сетовать на то, что Массне не обладал музыкальным темпераментом и сценической хваткой Верди или Вагнера. Напротив, этим он нам сегодня и дорог. Как и режиссёру Георгию Исаакяну. В период работы в Перми он уже неоднократно возвращало на сцену малоизвестные оперы Массне (в частности, «Клеопатру»), а ныне поставил «Манон» на сцене петербургского театра имени Шаляпина. Этот спектакль стал яркой страницей масштабного открытия Девятого фестиваля музыкальных театров «Видеть музыку», который проводится при поддержке Министерства культуры и гранта Президентского фонда культурных инициатив.
Действие происходит не в первой четверти XVIII века, как у Прево и Массне, а в 1940 году, сразу после занятия немцами Парижа… «Ну вот, начинается! — пылко воскликнет, заранее о том узнав, какой-нибудь вполне осатаневший от чудес пресловутой режоперы зритель. — Опять эти переносы…» (Он ещё не подозревает, что финал оперы развернётся не на Гаврской дороге, как в оригинале, а в психушке…) Такому зрителю не худо бы вспомнить, что у Георгия Исаакяна обычно не бывает ничего случайного или, что хуже, конъюнктурного.
Постановщика интересует судьба характера яркого, незаурядного переменчивого (а женского – в особенности!), а равно и тех, кто ему сопутствует, в те исторические эпохи, когда буквально всем начинает казаться, что идут прахом, рушатся и государство, и его институции, и общество на всех его уровнях.
Таков был во Франции период Регентства, когда после 72-летнего правления Людовика XIV тысячелетнее древо абсолютизма скукожилось до тонюсенького прутика – единственного и младшего правнука «короля-солнца», будущего Людовика XV. Таков был страшный для Франции год от Рождества Христова 1940-й, когда страна распалась надвое — обрушились и 70-летнее здание Третьей Республики, и оказавшаяся чем-то вроде надувной детской крепости «линия Мажино»…
Опера, как известно, искусство синтетическое. Синтез музыки и звучащего в пении слова в спектакле Исаакяна (дирижёр – Фабио Мастранджело, художник-оформитель и по костюмам – Юлия Гольцова) довольно дерзко, но органично дополняется ещё несколькими элементами. Словом, произносимым героями действия – традиция Opera Comique допускала разговорные диалоги; они есть и в этом спектакле, но поди догадайся – то ли реально, то ли только в мыслях герои произносят их? Звучат и иные слова: паузы между картинами заполняются записями фрагментов речей маршала-предателя Филиппа Петена (между прочим, младшнего современника Массне) и восставшего против него бывшего петеновского подчинённого генерала Де Голля. А также кадрами кинохроники, запечатлевшей как вступление немцев в Париж, так и вроде бы мало при этом внешне изменившуюся повседневную жизнь на улицах «столицы мира».
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Персонажи оперы, предваряющие появление главной героини, точно сошли на сцену прямо с экрана этой кинохроники. Фатовато-нагловатый повадкой и интонацией Гийо (Илья Лавелин). Пусетта, Жавотта и Розетта (Елизавета Михайлова, Мария Бояркина, Александра Хасанова) – три колоритные дамочки-актрисы с чуть-чуть пониженной, скажем так, социальной ответственностью. Кузен Леско, смачно спетыый и сыгранный Тигрием Бажакиным – один из самых ярких образов спектакля. Этому парню – судя по голосу и манере исполнения, явно не обременённому излишками интеллекта — удивительно идёт полицейский мундир с характерной каскеткой. Он туповат – но свой личный интерес соблюдёт всегда.
Но и они — не более чем предваряют явление главной героини. Вот она выходит на вокзальный перрон: юбочка ниже колена, тёмный берет, белоснежные носочки – типичная барышня из самой что ни на есть иль-де-франсовской или пикардийской глубинки, направляющаяся в монастырь…
У Анны Викулиной есть всё, чтобы стяжать успех в роли именно этой, французской Манон. Модельная внешность. Небольшой рост (где вы видели в опере Массне дородную Манон?). Разящий любого взгляд из-под опущенных век – словом, сфинкс, сирена и гризетка в одном лице.
А главное – голос. Голос небольшой, но удивительно умело и умно обработанный, голос, в котором есть любая эмоция – от монашеского смирения до исступлённого разврата. Голос, в котором таится чисто галльский «бесёнок», доводящий свою хозяйку, подчас помимо её воли, до абсолютной непредсказуемости. Кто узнал бы вчерашнюю провинциалку в роскошной даме в белом платье, хлестающей шампанское в весьма уместном здесь шикарном вишистском кабаке?
Возможно, в самых виртуозных местах партии Викулиной в вокальном отношении чуть недостаёт чисто французского шика, brio, но саму природу французской музыки она ощущает очень тонко и точно: даже в роковом финале её Манон до конца не складывает крылья, она пусть ненамного, но всё же выше этой грешной земли… Ей бы улететь, как в той песне — «далеко за хмари, подале від світу» – да грешные земные юдоли не отпускают. За всё надобно заплатить: и за измены, и за кутежи, и за шампанское, и за страстные мужские взгляды, и за груды банкнот в казино…
А вот её возлюбленный кавалер Де Гриё в исполнении Павла Шнипова, обладателя очень красивого лирического тенора – как раз существо сугубо земное. Он – совсем не тряпка, не подкаблучник, он способен на Поступок – и расставание с рясой тому порукой (пожалуй, самый запомнившийся в исполнении Шнипова эпизод!). Но рад бы в рай – да свет не отпускает…
А коли так — какая разница, от чего умирать бедной Манон – от чахотки на грязной дороге или от лошадиной дозы галоперидола в психушке — уделе всех, кто не желавет вписываться в прокрустова ложа существующих в любых государствах традиций и скреп. «Любовью, грязью иль колёсами Она раздавлена – всё больно…»
…Переживающий ныне очень непростую пору реконструкции оперный коллектив имени Шаляпина (в недавнем прошлом – Мюзик-холл) иногда называют – справедливо или нет, не будем спорить – пятым колесом в «телеге» санкт-петербургского музыкального театра. Показанная им на прошлом фестивале «Травиата» была, возможно, в какой-то мере символом этих проблем. Однако нынешняя «Манон» Георгия Исаакяна говорит о совсем иной, явно положительной тенденции. Насколько устойчивой она окажется – вот в чём вопрос.
Партии исполняли: Шевалье де Грие — Павел Шнипов, Граф де Грие — Кирилл Жаровин, Манон – Анна Викулина, Гийо Морфонтейн – Илья Лавелин, Леско – Тигрий Бажакин.
